Рассказ Кира Булычева «Можно попросить Нину?», строго говоря, не о войне. Скорее, о нашей памяти — реальной или подсознательной. Даже если болезненные вспышки прошлого закрыть за самыми крепкими дверями, вряд ли удастся избавиться от них окончательно. Пробьются, напомнят о себе.

Или во снах придут странными картинами-проникновениями в чью-то неизвестную судьбу. И «что-то замкнется в перепутавшихся линиях на станции», как это случилось с персонажами Булычева. Московский областной государственный театр кукол посвятил 70-летию Победы спектакль «Можно попросить Нину?», предварив его эпиграфом: «Всем павшим и всем выжившим в Великой Отечественной войне посвящается…».

На небольшом экране проявляются беглые строчки — синими чернилами по желтоватой бумаге. Они вполне могли быть написаны в 1972 году, где разворачиваются события рассказа. 23 декабря Вадим Николаевич звонит своей московской знакомой Нине и необъяснимым образом попадает в октябрь 1942-го. Трубку берет Нина — 13-летняя девочка. Она сидит в темной холодной квартире, где окно плотно закрыто одеялом по всем правилам затемнения, и ждет маму, которая работает в госпитале. Завязывается беседа, и есть лишь один нюанс — между абонентами три десятилетия. В «кукольной» сценографии Екатерины Петуховой, сделанной в охристо-зеленоватых тонах и напоминающей выцветшую фотографию, есть абсолютно точные детали из двух времен — небольшой телефон семидесятых и громоздкий, прикрепленный к стене аппарат сороковых, телевизор на тонконогой подставке в квартире Вадима Николаевича и «буржуйка» с корявой трубой в стылой комнатке Нины. Соединяя телефонной линией два времени, режиссер Алексей Смирнов делит историю надвое, чередуя картинки реальные, где задействованы куклы, и анимационные. Когда мы находимся в 70-х, Нина становится условным карандашным наброском, и, наоборот, проникая в ее время, мужчина из будущего принимает очертания миража. В их разговоре много странных знаков. Нина хорошо знает Пушкинскую площадь, но ей ничего не известно о кинотеатре «Россия» и университете на Ленинских горах. Она принимает за шутку французскую курицу и марокканские сардины в холодильнике Вадима Николаевича, а тот не понимает, зачем нужно закрывать окно одеялом. Но когда ему, наконец, открывается суть происходящего, вспыхивает яркая картинка — в темной комнате с буржуйкой сидит, поджав ноги, голодный и испуганный двенадцатилетний мальчик. Накануне он потерял где-то бесценную хлебную карточку, и горе его беспредельно. То, что хотелось забыть и никогда больше к этому не возвращаться, пришло по телефонным проводам, заговорило голосом девочки из прошлого. Чтобы ее хоть как-то утешить, Вадим Николаевич, вроде бы поддерживая игру, рассказывает о том, что долгожданная победа наступит 9 мая 1945 года, советская армия возьмет Берлин, и в честь этого события даже учредят медаль. Он уже почти оракул, говорящий нейтральным тоном о таких важных событиях, и вдруг новая вспышка — он вспоминает, где именно обронил хлебную карточку в октябре 1942-го. Сквозь обрывающуюся связь, прерывающую голос Нины, он умоляет девочку отыскать ее и, быть может, спасти жизнь себе и маме. Они, конечно же, не встретились, хотя Вадим Николаевич и обнаруживает в старом справочнике адрес Нины. В продолжение чудес его ждала записка от повзрослевшей девочки, в которой она написала, что все это время его ждала, хотя и понимала, что тот странный телефонный разговор мог быть лишь детской фантазией. Но ведь карточка-то оказалась именно в том месте… Для сегодняшнего юного и немного постарше зрителя 1942-й и 1972-й — даты из прошлого века, но в данном случае это не имеет значения. Завораживающая сила придуманного Киром Булычевым сюжета как раз в том, что совершенно не важно, какое сейчас время. Между прошлым, настоящим и будущим прочная связь, а мы — те самые провода, по которым проходят токи памяти и сохраняют пространство дома, города, страны. Таким получился образ Москвы в этом спектакле — прекрасной и стойкой, с не стираемыми временем чертами. Его изобразили с помощью легких акварельных пейзажей, добавили черно-белые снимки военной хроники, запечатлевшие руины зданий и ощетинившиеся противотанковыми ежами улицы, и в завершении выплеснули краски цветных фотографий мирной поры. Завершенность образу придала замечательная музыка, написанная Андреем Заногой. А когда спектакль закончился, и зрители вышли на улицу, их встретила умытая дождем Москва — сегодняшняя, весенняя, вечная.